• 05.02.2025 23:08

• Компромат

Однажды Михаил Иванович Жаров стоял за кулисами оперного театра Зимина, где служил статистом, и с замиранием сердца слушал Шаляпина, певшего Мефистофеля.

На сцене герой корчился в муках, пытаясь увернуться от крестного знамения. Хор наступал: «Изыди, Сатана! Вот крест святой! Он спасет нас от зла!»

Наконец Мефистофель, пятясь, скрылся за кулисами. Гром аплодисментов. Зал неистовствует. Жаров тоже кричит от восторга.

Вдруг чья-то энергичная рука ста­скивает его с лестницы, на которой он сидел. Разъяренный помощник режиссера кричит:

— Ты что же это, черт окаянный, Федору Ивановичу рожи корчишь?

Оказывается, сопереживая игре Шаляпина, Жаров непроизвольно повторял его мимику. Обидно было до слез. Тем более что в тот вечер Жаров мечтал взять у Федора Ивановича автограф.

Жаров все же дождался Шаляпина и все ему объяснил. В результате осталась на память фотография с надписью: «Мише Жарову, который — я верю — не строил мне рожи! Ф. Шаляпин».

***

Как-то за границей один из наших артистов-эмигрантов пригласил Жарова в морской ресторанчик, где подавались рыбные блюда. Стали обсуждать заказ.

— Обязательно закажи десяток устриц, — посоветовал эмигрант. — Исключительно сильное средство, если ты хочешь провести ночь любви.

Назавтра знакомый Жарова поинтересовался, как обстоят дела.

— Подозреваю, что мне попались не очень хорошие устрицы, — посетовал Михаил Иванович. — Из десяти штук только четыре сработали...

В 1947 году Михаил Жаров получил Государственную премию СССР. Приехал к нему один старинный приятель — поздравить, отметить это дело.

Жаров приветствовал посетителя радушно, обнял, проводил в комнату.

— Жена! — крикнул Жаров, усадив гостя. — Неси!..

Посетитель думал, что сейчас вынесут графинчик, рюмочки... Но принесли вместо этого перекидной календарь, и Жаров принялся что-то в нем записывать.

— Что это ты там пишешь? — поинтересовался гость.

— Записываю тех, кто приходил меня поздравить.

— Зачем? — не понял гость.

— А затем, чтобы, когда помру, родственники знали, кого приглашать на поминки.

***

В 1930-е годы, когда шеф НКВД Генрих Ягода слег в кремлевскую больницу с воспалением легких, Николая Крючкова, который в то время приехал на гастроли в Пермь, спросили знакомые:

— Как здоровье Ягоды? Какие новости?

— Плохие новости, — ответил Крючков.

— Что, безнадежно? Умирает?

— Нет, наоборот, ему значительно лучше. Он выздоравливает…

Шутка, которая в те годы могла стоить очень дорого.

***

На съемках фильма «Тринадцать» Николай Крючков иногда срывал работу из-за чрезмерного увлечения алкоголем. Наконец Михаил Ромм не выдержал и пообещал отправить артиста в Москву.

— Это невозможно, — сказал Крючков. — Полкартины уже снято. Кем меня заменить?

Ромм промолчал, а назавтра, когда Крючков опять пришел нетрезвым, Ромм крикнул ему:

— Падай!

Крючков от неожиданности выполнил команду и упал на песок.

— Снято, — сказал Ромм. — Можешь уезжать в Москву.

— Что снято? — не понял Крючков.

— Снято, как ты падаешь, сраженный насмерть вражеской пулей. Ты убит. Больше ты мне не нужен.

Когда скончался Николай Крючков, директор Гильдии актеров кино России Лера Гущина позвонила в Главполитуправление армии. Николай, мол, Афанасьевич был народный любимец и Герой, так что просим похороны по всей форме: военный оркестр, почетный караул, белые перчатки, ружейный салют…

Генерал выслушал, тяжело вздохнул и мягко Лере попенял:

— Конечно, дорогая, все сделаем, но в следующий раз в таких случаях, пожалуйста, звоните заранее!

Народный артист Михаил Михайлович Яншин чрезвычайно ответственно относился ко всякой, даже к самой маленькой роли. Он много работал на озвучании художественных, а также мультипликационных фильмов.

Однажды, когда ему пришлось озвучивать огурец в мультфильме, он очень долго выяснял у создателей мультика, что это за огурец. В ответ на удивленные вопросы, зачем это нужно, ответил: одно дело — когда говорит огурчик, грею­щийся на грядке, и совсем иное — когда он должен быть закатан хозяйкой в банку. При этом Яншин так выразительно изобразил эти два различных состояния, что художники были вынуждены внести кое-какие поправки в нарисованный ими образ.

Впоследствии, если было известно, что озвучивать рисованного героя будет Михаил Яншин, художники невольно придавали персонажу черты артиста.

Актер Евгений Весник рассказывает, как Михаил Яншин пригласил его в ресторан с уговором, что платит тот, кто съест меньше.

Пришли в ресторан, сделали заказ: по бутылке вина и по шашлыку, не считая салатов и закусок. Соревнование началось, причем заказ то и дело повторялся.

На четвертом шашлыке Весник сдался и расплатился.

Отправились домой, но минут через 40 Яншин останавливается и приглашает Весника в другой ресторан перекусить.

Позднее выяснилось, что соревнование в ресторане Яншин устроил нарочно, потому что никто не мог «переесть» его, и что четыре шашлыка для него — это всего лишь легкая закуска.

***

Рассказывают, что некий театральный администратор Яков Моисеевич Гитман, как это ни удивительно, очень любил давать деньги в долг.

Еще более удивительно то, что давал он в долг денег ровно в два раза больше, чем у него просили. К примеру, попросят сотню — он немедленно выдает две, попросят двести — он вытаскивает четыреста.

Михаил Яншин попробовал однажды провести эксперимент. Он подошел к Гитману и попросил сумму, совершенно абсурдную по тем временам:

— Яков Моисеевич, не могли бы вы ссудить мне 20 000 рублей?

— Разумеется, — невозмутимо ответил Гитман. — Приходите вечерком...

И вечером вместо 20 000, к удивлению всех участников эксперимента, были принесены 40 000.

Яншин, вежливо поблагодарив, от такой огромной суммы отказался. Но попросил Якова Моисеевича объяснить наконец всем присутствовавшим, почему он всегда дает взаймы ровно в два раза больше, чем у него просят.

— Видите ли, — сказал Яков Моисее­вич, — если даешь столько, сколько просят, то иногда человек забывает возвратить долг. Когда же даешь в два раза больше, человек невольно запоминает столь необычный и непонятный поступок, немножко пугается этой необычности, а потому старается поскорее рассчитаться с долгом.

Через несколько дней Яншину представилась возможность отблагодарить Якова Моисеевича добром за добро.

Администратору понадобилась десятка, чтобы купить какую-то мелочь в буфете Дома кино. Случайно оказавшийся поблизости Яншин со словами: «Учителю от ученика!» — вручил тому два червонца.

Михаил Яншин часто ездил по стране и успешно выступал с концертами, но с сольными программами не выступал никогда. Дело в том, что его первое сольное выступление перед зрителями произошло при весьма комических обстоятельствах.

Когда объявили его номер и он вышел на сцену Колонного зала — а дебют состоялся именно на этой, самой престижной в Москве сцене, — в зале вдруг раздались смешки. Артист оглядел себя с головы до ног, но ничего смешного не обнаружил.

Однако едва он начал выступление и произнес первую фразу, снова послышались смешки, на этот раз более громкие. Яншин запнулся, сделал небольшую паузу и попробовал продолжить чтение.

Теперь смеялись уже совсем громко, и Яншин, сбитый с толку такой странной реакцией зрительного зала, решил, что все-таки у него не в порядке костюм, кое-как дочитал свой рассказ и, красный от смущения, убежал со сцены.

А произошло вот что.

В Колонный зал был принят на работу новый пожарный инспектор, которому до этого в театре служить не приходилось. Он и вышел осматривать объект. Обойдя все коридоры и помещения, он в конце концов оказался на сцене, за спиной у Михаила Яншина — в пожарной форме, при медном шлеме — и расхаживал как ни в чем не бывало.

Смешные, занимательные и поучительные истории собирала Юлия ЦАРЕНЦ